В то время, как Магницкий производил свои эксперименты над Казанским университетом, его ближайший соратник и соумышленник Рунич старался сделать то же с Петербургским. Этот университет, преобразованный из ранее функционировавшего главного Педагогического института, начал действовать лишь с 1819 года.
Новооткрытый университет получил свой устав, уже несколько отличающийся от обычного типа уставов 1804 года; влияния эпохи наложили на него свой отпечаток. Но все же под эгидой либерального, по тому времени, попечителя Уварова, он смог правильно начать свою деятельность. В числе своих преподавателей университет насчитывал видных научных деятелей того времени: Галича, Арсеньева, Куницына и др. Но недолго продолжалась нормальная жизнь университета...
Большинство главного училищ правления с неодобрением смотрело на деятельность Петербургского университета; его восхищали реформы Магницкого, которые было предположено применить ко всем другим университетам. Главная роль в походе против новооткрытого университета принадлежала, как мы уже указывали, Руничу. Еще в 1820 году он поднял громкое дело о книге профессора Куницына “Право естественное”, которую он обвинял в “святотатственном нападении на божественность Св. Откровения, тем более опасном, что оно покрыто широким плащом философии”. В результате, инкриминируемая книга была изъята из обращения, а сам профессор уволен из университета.
В следующем году Рунич был назначен попечителем округа и стал энергично проводить свою разрушительную программу. Прежде всего, к Петербургскому университету были применены известные инструкции директору и ректору Казанского Университета; это должно было служить основой. Самым характерным эпизодом эпохи владычества Рунича явилось дело четырех профессоров — Германа, Арсеньева, Раупаха и Галича. По вступлении в отправление своих обязанностей Рунич (в 1821 г.) возбудил преследование против этих профессоров, обвинив их в том, что “философские и исторические науки преподаются в университете в духе, противном христианству, и в умах студентов вкореняются идеи разрушительные для общественного порядка и благосостояния”.
В подтверждение своих положений Рунич представил в правление выписки из тетрадей, отобранных у студентов, записывавших лекции. “Главное училищ правление, — сказано в протоколе, — с содроганием и крайним изумлением увидело, что в лекциях отвергается достоверность Священного Писания и находятся дерзкие хулы на распоряжения правительства...”. Решено было предать профессоров суду, и суд этот прошел целых четыре инстанции — конференцию университета, главное училищ правление, комитет министров и, наконец, в 1826 году дело было прекращено по высочайшему повелению.
Академик Сухомлинов в своей работе “Материалы для истории образования в России в царствование императора Александра I” опубликовал чрезвычайно любопытные документы этого дела — инкриминируемые выписки из тетрадей, опросные пункты, протоколы и т. п.; для истории судеб русского просвещения эти материалы представляют высокий интерес.
Других университетов реакция коснулась в значительно меньшей степени. Старейший рассадник высшего образования, Московский университет почти совсем не был задет бурей, и наоборот, цифровые данные указывают на расширение его научно-образовательной деятельности (с 605 человек в 1821 году число студентов возросло до 876 в 1825 г.).
В Харьковском университете, кроме относящегося к более ранней поре и уже отмеченного эпизода с изгнанием профессора Шада, надо указать на серьезное ограничение автономного права, а именно, на замену, по представлению попечителя округа, ректора по избранию, ректором по назначению. В Дерпте попечитель Ливен, убежденный пиэтист удалил четырех профессоров богословского факультета, обвиненных в проповеди рационализма.
Другие статьи по теме