Магницкий и его деятельность в Казанском университете

Проведение основ “христианского благочестия” было возложено на министра и подчиненное ему главное училищ правление, где скоро главную роль стал играть Магницкий. Положение высшего образования стало тяжким; был поднят вопрос об окончательном упразднении университетского образования. В одном письме попечителя Казанского округа Салтыкова, заменившего Румовского, мы читаем следующие любопытные строки: “Более, нежели вероятно, что за исключением Московского все остальные наши университеты будут упразднены; вопрос о закрытии университетов Казанского и Харьковского уже поставлены на очередь”. Но до этих пределов реакция не дошла; в ближайшем же наступила, пророчески предсказанная тем же Салтыковым “эра проскрипций Мария и Суллы”.

Наиболее красноречивыми фактами этого периода является разгром сначала Казанского, а затем и новооткрытого Петербургского университетов; события эти тесно связаны с именами Магницкого и Рунича. Беспринципный, беззастенчивый карьерист, человек, не останавливающийся ни перед чем для достижения своей цели, Магницкий явился ярким воплощением и проводником новых священно-охранительных начал. Бывший ранее сотрудником Сперанского, Магницкий быстро сделался “убежденным” пиэтистом, религиозным ханжой первого разряда и за то возвеличен был по заслугам. Назначенный в 1819 году членом главного училищ правления Магницкий в том же году был послан, по высочайшему повелению, ревизовать Казанский университет.

Эта знаменитая ревизия и положила начало его “блестящей” карьере по ведомству народного просвещения. Результатом ревизии явилось обширное донесение, в котором Магницкий, вполне выказавший свои способности сыщика, в самых черных красках рисует современное состояние университета. Весь этот документ является своего рода перлом изуверства и религиозного мракобесия той эпохи; он заканчивается классическим выводом о необходимости уничтожения университета. При этом Магницкий указывает, что уничтожение может быть двух родов: в виде приостановления университета или в виде публичного его разрушения. Сам автор донесения стоит за последнее средство и подкрепляет свое положение следующим соображением: “Акт об уничтожении Казанского университета тем естественнее покажется ныне, что, без всякого сомнения, все правительства обратят особенное внимание на общую систему их учебного просвещения, которое, сбросив скромное покрывало философии — стоит уже посреди Европы с поднятым кинжалом”. Но этот энергичный план, напоминающий в общих чертах реформаторские предположения полковника Скалозуба, встретил противодействие в главном училищ правлении; здесь крайнюю левую представлял петербургский попечитель, будущий министр Николаевской эпохи — Уваров.

Вместо “публичного разрушения” было решено произвести в университете коренные реформы; и проведение новых начал было возложено на назначенного попечителем Казанского округа Магницкого. Теперь для его деятельности открылось широкое поле, и несчастному университету пришлось подвергнуться целому ряду всевозможнейших экспериментов. Трудно в кратком очерке представить всю разнообразную деятельность, направленную к разрушению всех основных понятий научного и культурного учреждения; каждое новое начинание, каждое распоряжение попечителя наносили удары академическому строю. Мы приведем из этого мартиролога Казанского университета лишь несколько наиболее типичных фактов. Прежде всего, автономия университета подверглась резкому и существенному ограничению. Избрание ректора было заменено назначением; но мало того, была еще создана новая и стоящая в известном отношении выше компетенции ректора власть директора университета. Должность эта не значилась в уставе 1804 года и вызвана была “новыми” условиями, в частности желанием Магницкого иметь своего клеврета, свои “очи и уши”.

“Директор университета — говорится в инструкции, — есть доверенный гражданский чиновник, которому правительство поручает хозяйственное и полицейское управление университета, в качестве председателя правления и лично важную часть нравственного образования воспитанников”. В дополнение к этому появился “назначенный” инспектор студентов. Произведя ломку в административном строе университета, Магницкий составляет инструкции директору и ректору университета, где в различных формах высказывает свои основные мысли и требования. В первой инструкции мы читаем, между прочим, следующее: “Цель правительства в образовании студентов состоит в воспитании верных сынов православной церкви, верных подданных государю, добрых и полезных граждан отечеству... Душа воспитания и первая добродетель гражданина есть покорность. Посему послушание есть важнейшая добродетель юности; в молодости только, упражнением покорности, получает воля ту мягкость, которая на всю жизнь остается и для благосостояния общества столь необходима”.

Инструкция ректору представляет еще больший интерес; здесь кроме общих директив даются планы ведения университетского преподавания по кафедрам. Представителю кафедры политических наук даются следующие указания: “Благоразумное преподавание политического права покажет, что правление монархическое есть древнейшее и установлено самим Богом; что священная власть монархов, в законном наследии и в тех пределах, кои возрасту и духу каждого народа свойственны — нисходит от Бога, и законодательство, в сем порядке установляемое — есть выражение воли Всевышнего”. На математическом отделении “профессор теоретической и опытной физики обязан во все продолжение курса своего указывать на премудрость Божию и ограниченность наших чувств и орудий для познания непрестанно окружающих нас чудес”. На врачебном отделений (медицинском факультете) “профессора сего факультета должны принять все возможные меры, дабы отвратить то ослепление, которому многие из знатнейших медиков подверглась от удивления превосходству органов и законов животного тела нашего, впадая в гибельный материализм именно от того, что наиболее препремудрость Творца открывает”. Приведем еще инструкцию представителю кафедры русской истории: “Профессор истории российской преподаст ее во всей нужной подробности. Он покажет, что отечество наше в истинном просвещении упредило многие современные государства и докажет сие распоряжениями по части учебной и духовной Владимира Мономаха, показав в то же время положения других европейских государств в сем отношении. Он распространится о славе, которою отечество наше обязано августейшему дому Романовых так, как и о добродетелях и патриотизме его родоначальника”.

В заключении инструкции Магницкий выражает убеждение, что реформированный Казанский университет “приобретет отличное покровительство правительства, благодарность общества, уважение иноземных народов и славу в истории”. Для приведения в исполнение поставленных задач необходимо было: 1) разогнать большинство профессоров и заменить их угодливыми исполнителями “новой науки” и 2) ввести самую строгую опеку и бдительный надзор за учащимися.

Вскоре университет принял вид мрачного монастыря, а студенты — вид послушников, отбывающих свое служение. Находясь под неусыпным попечением директора, они должны были оказывать “покорность и строжайшее чинопочитание”. Провинившийся назывался “грешником” и заключался в карцер, носящий название “комната уединения”. Здесь грешник должен был размышлять о содеян ном проступке, а товарищи его каждое утро перед лекциями должны были молиться о спасении его души.

Большинство профессоров было уволено Магницким, но на их опустевшие места нашлось мало охотников. Поэтому проходилось замещать кафедры людьми, часто совершенно невежественными, но зато вполне пропитанными новыми религиозно-реакционными идеями. Надо отметить, что, как вновь назначенные, так и некоторые оставшиеся старые профессора перешли все границы в угодничестве и раболепному поклонению всесильному попечителю. Каждую его мысль, каждое новое предписание они с великой ревностью проводили в жизнь, стараясь со своей стороны выказать и свою деятельность в этом направлении. Магницкий энергично вмешивался в университетское преподавание и очень властно распоряжался судьбами отдельных научных дисциплин.

Так, он заменил изучение римского права правом византийским, ввел преподавание западных конституций (с целью доказывать превосходство самодержавной власти) и, наконец, открыл целый поход против учений естественного права. Научное преподавание было подвергнуто самой тщательной опеке; кульминационным пунктом в этом направлении было распоряжение о представлении на утверждение конспектов курсов. Ревность профессоров — неофитов “нового благочестия” вполне соответствовала этим начинаниям.

Профессор красноречия Городчанинов в своей актовой речи утверждал, что Гомер в своих поэмах явился лишь робким подражателем Моисея. Профессор математики, объясняя высшее значение своего предмета, так определял гипотенузу: “Гипотенуза в прямоугольном треугольнике есть символ сретения правды и мира, правосудия и любви, чрез ходатая Бога и человеков, соединившего горнее с дольним, небесное с земным”.

Кроме обычного летоисчисления, Казанский университет вел особый счет от преобразования университета; и подобно культу императоров в Риме был создан целый культ Магницкого в Казани. На торжественном акте ректор заканчивал речь следующим славословием: “Под зашитою высокого в чувствованиях и христианских доблестях, одаренного духом и силою необыкновенными, господина попечителя нашего Михаила Леонтьевича Магницкого — начнем новый курс бытия нашего в единении духа, да Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия, дух страха Божия пребудет со всеми нами”.

Приведенного достаточно, чтобы представилась вполне ясная картина состояния Казанского университета под “новой эрой”. Университет потерял свое научное и культурное значение, лишился всех своих прав и привилегий; на его место было создано какое-то полу-духовное, полу-светское училище с целым рядом обрядов и церемоний, с особым циклом наук и с особой научной системой. Естественно, что эта пародия на высшее учебное заведение могла влачить только самое жалкое существование, и ревизия генерала Желтухина (1826 г.) определенно вскрыла всю глубину падения университета за время управления Магницкого.